О, смилуйся, утренний ветер, о Лейле поведай мне вновь,
Тогда успокоюсь я - если совместны покой и любовь.
О, смилуйся, утренний ветер, надеждой меня оживи,
Не то я умру - если людям дано умереть от любви.
Навек утолил бы я жажду, была б моя участь проста,
Но если бы яд смертоносный ее источали уста.
***
Я вспомнил о тебе, когда, шумя, как реки,
Сошлись паломники, благоговея, в Мекке,
И я сказал, придя к священному порогу,
Где наши помыслы мы обращаем к богу:
"Всевышний, я грешил, и все тебе открылось,
Я каюсь пред тобой, - да обрету я милость,
Но только я в любви перед тобой не каюсь,
Я от возлюбленной своей не отрекаюсь.
Я верен ей навек. Могу ль, неколебимый,
Я каяться в любви, отречься от любимой?"
***
Как будто я спокоен, как будто не печален, -
На самом деле в сердце любовью я ужален.
Как будто я забыл о той, что дарит счастье,
Но в сущности сгораю в огне любовной власти.
И если вдруг в глаза любимой загляну я,
Расскажут слезы ей, как я о ней тоскую!
***
Во мраке сердца моего она свершает путь свой длинный,
А для привала избрала его заветные глубины.
Переселяется в глаза, как только в сердце тесно станет,
А утомляются глаза - ее обратно в сердце тянет.
Клянусь создателем, что я такой признателен судьбине:
Ни в сердце, ни в глазах моих нет места для другой отныне!
***
С тех пор как не стало ее пред глазами,
Глаза мои мир заливают слезами.
Лишь только в одном станет сухо - как снова
Мой глаз увлажнится от глаза другого.
Слеза ли зажжется, щеку обжигая, -
Тотчас же ее догоняет другая.
Слеза за слезою струятся впустую,
И гонит одна пред собою другую.
***
Брожу я по пустыне, к любимой нет дороги, -
Измучена душа, истоптаны в кровь ноги.
Ах, если бы я мог стать ветром на мгновенье,
Я б к Лейле полетел и там нашел спасенье.
Я б рядом с милой был, волос ее касался,
Я б с нею навсегда в ее краях остался.
Ее бы я берег, был за нее в ответе
На удивленье всем - куда девался ветер?
***
Ты заплакал, когда услыхал, как воркует голубка, -
Извиненья никто не нашел для такого поступка.
А голубка звала перепелку при солнце горячем,
И на стоны ее ты ответствовал стоном и плачем.
Та голубка на ветке, склоненной над влагой речною,
Говорила об утре, наполненном голубизною,
Будто время забыто, - без смысла те дни промелькнули, -
Что я Гейле провел и в Джизе провел и в тенистом Тауле...
Друг сказал мне, увидев, что двинулось в путь мое племя:
"Собирайся и ты, - иль еще не пришло твое время?"
Но хотя я и проклял в отчаянье давнем судьбину,
Я на что-то надеюсь и Лейлы края не покину.
***
Если скрылась луна - вспыхни там, где она отблистала.
Стань свечением солнечным, если заря запоздала.
Ты владеешь, как солнце, живительной силой чудесной,
Только солнце, как ты, нам не дарит улыбки прелестной.
Ты, подобно луне, красотою сверкаешь высокой,
Но незряча луна, не сравнится с тобой, черноокой.
Засияет луна, - ты при ней засияешь нежнее,
Ибо нет у луны черных кос и пленительной шеи.
Светит солнце желанное близкой земле и далекой,
Но светлей твои очи, подернутые поволокой.
Солнцу ль спорить с тобою, когда ты глазами поводишь
И когда ты на лань в обаятельном страхе походишь?
Улыбается Лейла - как чудно уста обнажили
Ряд зубов, что белей жемчугов и проснувшихся лилий!
До чего же изнежено тело подруги, о боже:
Проползет ли по ней муравей - след оставит на коже!
О, как мелки шаги, как слабеет она при движенье,
Чуть немного пройдет - остановится в изнеможенье!
Как лоза, она гнется, при этом чаруя улыбкой, -
И боишься: а вдруг переломится стан ее гибкий?
Вот газель на лугу с газеленком пасется в веселье, -
Милой Лейлы моей не счастливей ли дети газельи?
Их приют на земле, где цветут благодатные вёсны,
Из густых облаков посылая свой дождь плодоносный...
На верблюдицах сильных мы поздно достигли стоянки,
Но, увы, от стоянки увидели только останки.
По развалинам утренний дождь громыхал беспрерывный,
А когда он замолк, зашумели вечерние ливни.
И на луг прилетел ветерок от нее долгожданный,
И, познав ее свет, увлажнились росою тюльпаны,
И ушел по траве тихий вечер неспешной стопою,
И цветы свои черные ночь подняла пред собою.
Тогда успокоюсь я - если совместны покой и любовь.
О, смилуйся, утренний ветер, надеждой меня оживи,
Не то я умру - если людям дано умереть от любви.
Навек утолил бы я жажду, была б моя участь проста,
Но если бы яд смертоносный ее источали уста.
***
Я вспомнил о тебе, когда, шумя, как реки,
Сошлись паломники, благоговея, в Мекке,
И я сказал, придя к священному порогу,
Где наши помыслы мы обращаем к богу:
"Всевышний, я грешил, и все тебе открылось,
Я каюсь пред тобой, - да обрету я милость,
Но только я в любви перед тобой не каюсь,
Я от возлюбленной своей не отрекаюсь.
Я верен ей навек. Могу ль, неколебимый,
Я каяться в любви, отречься от любимой?"
***
Как будто я спокоен, как будто не печален, -
На самом деле в сердце любовью я ужален.
Как будто я забыл о той, что дарит счастье,
Но в сущности сгораю в огне любовной власти.
И если вдруг в глаза любимой загляну я,
Расскажут слезы ей, как я о ней тоскую!
***
Во мраке сердца моего она свершает путь свой длинный,
А для привала избрала его заветные глубины.
Переселяется в глаза, как только в сердце тесно станет,
А утомляются глаза - ее обратно в сердце тянет.
Клянусь создателем, что я такой признателен судьбине:
Ни в сердце, ни в глазах моих нет места для другой отныне!
***
С тех пор как не стало ее пред глазами,
Глаза мои мир заливают слезами.
Лишь только в одном станет сухо - как снова
Мой глаз увлажнится от глаза другого.
Слеза ли зажжется, щеку обжигая, -
Тотчас же ее догоняет другая.
Слеза за слезою струятся впустую,
И гонит одна пред собою другую.
***
Брожу я по пустыне, к любимой нет дороги, -
Измучена душа, истоптаны в кровь ноги.
Ах, если бы я мог стать ветром на мгновенье,
Я б к Лейле полетел и там нашел спасенье.
Я б рядом с милой был, волос ее касался,
Я б с нею навсегда в ее краях остался.
Ее бы я берег, был за нее в ответе
На удивленье всем - куда девался ветер?
***
Ты заплакал, когда услыхал, как воркует голубка, -
Извиненья никто не нашел для такого поступка.
А голубка звала перепелку при солнце горячем,
И на стоны ее ты ответствовал стоном и плачем.
Та голубка на ветке, склоненной над влагой речною,
Говорила об утре, наполненном голубизною,
Будто время забыто, - без смысла те дни промелькнули, -
Что я Гейле провел и в Джизе провел и в тенистом Тауле...
Друг сказал мне, увидев, что двинулось в путь мое племя:
"Собирайся и ты, - иль еще не пришло твое время?"
Но хотя я и проклял в отчаянье давнем судьбину,
Я на что-то надеюсь и Лейлы края не покину.
***
Если скрылась луна - вспыхни там, где она отблистала.
Стань свечением солнечным, если заря запоздала.
Ты владеешь, как солнце, живительной силой чудесной,
Только солнце, как ты, нам не дарит улыбки прелестной.
Ты, подобно луне, красотою сверкаешь высокой,
Но незряча луна, не сравнится с тобой, черноокой.
Засияет луна, - ты при ней засияешь нежнее,
Ибо нет у луны черных кос и пленительной шеи.
Светит солнце желанное близкой земле и далекой,
Но светлей твои очи, подернутые поволокой.
Солнцу ль спорить с тобою, когда ты глазами поводишь
И когда ты на лань в обаятельном страхе походишь?
Улыбается Лейла - как чудно уста обнажили
Ряд зубов, что белей жемчугов и проснувшихся лилий!
До чего же изнежено тело подруги, о боже:
Проползет ли по ней муравей - след оставит на коже!
О, как мелки шаги, как слабеет она при движенье,
Чуть немного пройдет - остановится в изнеможенье!
Как лоза, она гнется, при этом чаруя улыбкой, -
И боишься: а вдруг переломится стан ее гибкий?
Вот газель на лугу с газеленком пасется в веселье, -
Милой Лейлы моей не счастливей ли дети газельи?
Их приют на земле, где цветут благодатные вёсны,
Из густых облаков посылая свой дождь плодоносный...
На верблюдицах сильных мы поздно достигли стоянки,
Но, увы, от стоянки увидели только останки.
По развалинам утренний дождь громыхал беспрерывный,
А когда он замолк, зашумели вечерние ливни.
И на луг прилетел ветерок от нее долгожданный,
И, познав ее свет, увлажнились росою тюльпаны,
И ушел по траве тихий вечер неспешной стопою,
И цветы свои черные ночь подняла пред собою.
